«Важно, чтобы помощь приходила не только в моменты новостных пиков»

Арт-директор Алексей Ивановский об отъезде из России и важности системной помощи украинцам

Дизайнер, арт-директор и основатель стартапа по развитию креативности W1D1 Алексей Ивановский после начала войны в своём инстаграме проводит фандрайзинг для украинских бежен_ок. За десять месяцев войны ему удалось собрать более 15 тысяч долларов. «Пыль» поговорила с Алексеем о том, как выстроить систему регулярной помощи и как найти визуальный язык для постов о войне.

 

О сложности отъезда из России 

Я очень не хотел уезжать. Среди своих друзей я — главный русофил. Я провёл довольно большую часть детства в очень глухой части Костромской области. Обожаю русскую культуру — для меня это важнейший столп. Я знаю наизусть половину текстов Мандельштама, это часть моей идентичности. И вообще люблю русскую провинцию настолько, что собирался купить и отстроить заброшенную деревню. У меня были большие планы, я хотел многое сделать в России. 

У меня не было импульса уехать сразу после 24 февраля. Я долго решался и присматривался. Но всё же быстро стало понятно, что помогать украин_кам и работать в России так, чтобы проходить моральные фильтры, будет очень тяжело. При этом моя компания зарегистрирована в США, и у меня были сомнения, будет ли у меня, например, доступ к американскому банковскому счёту. Всё сложилось так, что нужно было уехать. Я собрался и в середине марта уехал сперва в Финляндию, затем в Турцию, потом три месяца прожил в Дилижане, и вот сейчас я живу в Тбилиси.

 

 

Такое ощущение, что в жизни нам выпадают разные карты. Всем нам досталась карта с войной, но остальные каждому дали разные. Моя карта была достаточно выигрышная: я работаю удалённо, моя компания зарегистрирована не в России. У меня две профессии, и обеими я могу продолжать заниматься после начала войны и переезда. С одной стороны, я основатель небольшого приложения W1D1, которое помогает людям развивать креативность онлайн. А с другой стороны, я создаю цифровые продукты и дизайн. У меня очень большой опыт переездов, за последние пять лет я жил в миллионе разных мест. Последние три года жил в Нью-Йорке и чуть ли не каждые две недели летал в Москву.

 

Я абсолютно понимаю тех, кто не уехал, у кого остались в России обязательства, пожилые родственники. Но у меня почти никого из друзей там не осталось.

То, как я сейчас активничаю, снижает вероятность возвращения в Россию. При этом я — последний человек, который будет строить из себя жертву кровавого режима. Я до сих пор думаю, что, если я сейчас приеду, ничего не будет вообще. Думаю, есть полупроцентный шанс быть схваченным товарищем майором. 

А вот пол процента — это маленький или большой шанс? И ты сидишь и думаешь. Это такая развилка — возвращение домой или помощь украинцам. Я — суперудачливый человек, потому что у меня есть старший брат, который сейчас в России и может помогать родителям. Если бы его не было, мой выбор — уехать или остаться — был бы радикально сложнее.

 

 

Об отношениях с семьёй, поддерживающей войну 

Очень сложно выстраивать отношения с семьёй, когда ты понимаешь, насколько радикально не похож на своих родных. Даже в вопросах вроде «можно ли убивать людей». Они считают, что война — это нормально. Но у нас большой разрыв в возрасте: мои родители мне скорее как бабушка и дедушка. 

Я придумал для себя конструкт, который помогает всё это объяснить: для них самая безопасная ситуация — соглашаться со всем происходящим. Потому что глобально есть два выбора — соглашаться или признать, что мир рухнул и всё пошло наперекосяк. 

 

Если соглашаться, то можно как-то продолжать жить, сажать рассаду, фасоль выращивать. Приходится признать, что, если я переживаю за их ментальное состояние, эту ситуацию надо принять.

Родители не до конца знают или понимают, что я делаю, мы как будто решили оставить эту часть жизни не отрефлексированной. Хотя я не скрываю, что занимаюсь сборами для украин_ок. Они и не до конца понимали, насколько надолго я уезжаю, я же часто уезжал из страны и до этого. Но в итоге я с тех пор в Россию не возвращался, но мы созваниваемся даже чаще, чем когда я жил в Нью-Йорке. Но даже если их взгляды кажутся мне отчасти людоедскими, они — мои родители, и я пытаюсь выстраивать близкие отношения.

 

 

О том, как помочь людям помогать

Мне гораздо проще что-то делать, чем наблюдать со стороны. Во время пандемии COVID я был волонтёром в Москве в 57 больнице. Я не мог просто сидеть и смотреть в окно, мне было проще видеть людей в реанимации и помогать им. Это как будто превращает абстрактное зло во что-то реальное, с чем можно работать. 

 

Первая мысль, которая мне пришла в голову 24 февраля: «Боже, сколько работы, сколько нам всё это чинить».

Я сразу же поменял стиль ведения своих социальных сетей и начал делать там сборы. Мне было непонятно и до сих пор не очень понятно, как вести инстаграм, когда идёт война. Социальные сети — это отражение нашей жизни, и в моей жизни, естественно, есть не только война. Но я не нашёл тот угол, в котором мог бы рассказывать и про свою жизнь, и про путешествия, и про войну.

Именно фандрайзингом я не занимался никогда. Я всегда помогал либо своими профессиональными знаниями, либо работой руками, как было в ковид. Мог сделать какую-то картинку, дизайн. Работал с фондом «Шалаш». С началом войны начал фандрайзить через инстаграм просто потому, что он был под рукой. 

В какой-то момент мне написали знакомые из Helping to Leave и предложили помочь с фандрайзингом для фонда из Днепра. Мы стали сотрудничать, я собирал для этого фонда деньги.

Сейчас мы собирали на операцию человеку здесь, в Тбилиси. Мои знакомые рассказали мне о Галине, пожилой женщине, которую ранили при обстрелах в Мариуполе. И я сделал пост со всеми документами, чтобы собрать ей на операцию 5000 долларов. Мы всё собрали за несколько дней, но в итоге план лечения изменился, и мы распределили собранные деньги между несколькими другими людьми из Мариуполя. 

 

Всего за время войны мы собрали на помощь разным людям от 15 до 50 тысяч долларов. Подсчитать точно невозможно, потому что часть сборов шла не через меня: в некоторых случаях люди через ссылку на моей странице отправляли деньги напрямую в фонды. Отчёты о сборах, проходящих через меня, я публикую в Notion, чтобы было понятно, на что я действительно собираю. Сборы происходят постоянно, часто я просто выкладываю ссылку, и деньги собираются.

Моя задача —  создать форму, в которой люди могут помогать. Я очень высокого мнения о людях, несмотря ни на что. Они очень охотно участвуют во всём этом. Есть огромное количество людей, которые хотят как-то помогать. И я помогаю им в этом.

Я искал новые способы фандрайзинга и придумал дизайн-стримы. Это формат, когда человек приходит ко мне с одной задачей, мы полтора часа ищем решение и находим его, а оплата за консультацию уходит в фонд. Пока я провёл один такой стрим, и деньги пошли в фонд Children New Generation в Днепре.

 

О визуальном языке постов про войну

Я стараюсь делать посты так, чтобы действительно привлекать к ним внимание. Каждый раз придумываю что-то новое, чтобы лента не становилась монотонной. Я работал в медиа, и там тоже не работает монотонный формат: обычно всё оформлено в стиле «говорящая голова-текст-картинка». Здесь то же самое. Не хочется делать скучно.  

Для меня непонятно, на каком визуальном языке говорить о войне. Понятно, когда это фотография и текст. Но графически у меня совершенно не было представления, как это сделать. Мне и самому хотелось это понять и выразить в постах для сборов. Всё, что я делаю, является частью этого поиска. Хотелось избежать излишней эмоциональности, но при этом передать ощущения от происходящего.  

Хотя непонятно в целом, как реагировать на катастрофу хоть в какой-то форме. Нет никакого playbook: «Как реагировать, когда на твоих глазах происходит ужас». Охуевать.

 

 

О том, как жить, когда твоя страна ведёт войну

Меня сейчас поддерживает спорт. Первые два месяца я был в ахуе, и только потом вернулся к занятиям. У меня есть своя структура жизни, работа. Всё это не поменялось. Ну и самое важное — это люди, мои друзья. Я все свои перемещения планирую так, чтобы всегда быть на расстоянии прямого перелёта от друзей. 

В Грузии очень много моих друзей и близких по духу людей. Также и в Турции, где я проводил много времени. Есть долгосрочный план получить какой-то человеческий паспорт, но я не очень спешу. 

Ощущение, что я поставляю дрова, а не спасаю людей. Делаю механические простые вещи, помогаю закрывать дыры. Собираю деньги, чтобы в шелтере были свет и тепло. Поэтому у меня нет даже каких-то историй о том, что чья-то жизнь кардинально изменилась после сборов. Это очень инфраструктурная штука. 

 

Важно сделать так, чтобы помощь была постоянной и приходила не только в моменты новостных пиков, экзальтаций. Когда таких пиков нет, важно напоминать, что война не закончилась, что всё время нужны деньги, донаты.

Я не очень люблю проговаривать очевидное, но здесь это необходимо. Потому что разрушений очень много, помощь будет нужна ещё долго. Это не закончится, ни завтра, ни послезавтра, ни через год. 

Я очень уважаю людей, строящих системы, которые эффективно функционируют и превращают разовую историю в стабильную структуру. Прийти и помочь один раз это хорошо, но нужна методическая работа. Вот Новый год, мы привезли вам подарочки. Нужно построить машинки, которые будут регулярно привозить то, что людям нужно. Любое действие лучше бездействия. Даже если оно кажется недостаточным, лучше его сделать. 

У меня есть любимая цитата из русского околорелигиозного философа Григория Померанца, из книги «Записки гадкого утенка». 

«Я примкнул бы к вероисповеданию, которое скажет: мы все неудачники. Мы не преобразили мира. Но вы тоже не преобразили его. Не будем спорить, кто лучше. Мы все хуже, и все становимся ещё хуже, когда воображаем себя лучше. Будем учиться друг у друга и вместе вытаскивать мир из беды. Пока этого нет, так что деваться мне некуда. Я гадкий утенок. Я не лебедь. Я сделал только два-три шага в глубину. Этого совершенно недостаточно для нашего спасения. Это чуть больше нуля. Но это действительные, а не воображаемые шаги, и они не потеряют смысла, если переменить все слова».

Мне очень нравится эта цитата, потому что мы все можем сказать, что делаем недостаточно, но это больше нуля. Я буду последним человеком, который будет пытаться придать себе какую-то большую значимость. Мы делаем крошечные шаги, но маленькие шаги лучше, чем ноль.

 

Текст: Маша Кольцова