«Обвинения в трусости я не считаю оскорблением. Конечно, мы все трусы»

07/12/2022
Артем Темиров. Фото предоставлено героем материала

Интервью с сооснователем московского «Кооператива Чёрный» Артёмом Темировым, собравшим 2 миллиона рублей на помощь бежен_кам и мигрант_кам

После начала войны сооснователь московской кофейной компании «Кооператив Чёрный» Артём Темиров уехал из России, но активно помогает активист_кам, выбравшим остаться в стране, украинским бежен_кам и тем, кто спасается от мобилизации. За 9 месяцев войны он собрал больше двух миллионов рублей на помощь НКО и волонтёрским инициативам. «Пыль» поговорила с Артёмом о том, почему важно помогать всем и как опыт «Кооператива» помог в фандрайзинге во время войны. 

 

 Об отъезде из России

За несколько дней до того, как признали так называемую независимость «ЛНР/ДНР», я очень остро почувствовал, что скоро начнётся война. Для меня это была точка невозврата. Я много лет занимаюсь активизмом, и у меня было много веры, что я могу вместе с другим людьми поменять нашу страну. Тогда моя вера в моё будущее в России закончилась.

Я очень хорошо помню, что 23 февраля отвечал на вопрос: «что должно произойти, чтобы я уехал из России?» — я сказал, что уеду, если российская военная агрессия, которая началась в 2014 году, превратится в полномасштабное вторжение. И когда утром я проснулся от сообщения жены о том, что началась война, я понял, что так и будет. 

Я сходил на митинг 24 февраля, и там почти не было людей. На следующий день я  взял билет в Ереван и 27 февраля улетел. У меня есть собака, и это был один из немногих вариантов, куда можно было уехать с ней. Моя жена, гражданка Украины, была в Киеве. Она долгое время не могла выехать из страны. Как только она выехала из Украины, я улетел в Белград. Там мы встретились и провели месяц. С июня мы живём в Афинах, куда изначально и собирались.

Я вижу себя не в России на много лет вперёд. Я точно не планирую возвращаться, пока президентом является Путин. Я люблю Россию, у меня там родственники, и я хочу иметь возможность приезжать. Но себя в привязке к России я не вижу.

 

О том, что теперь происходит с «Кооперативом Чёрный»

На 24 февраля у нас была запланирована встреча по развитию бизнеса. И тогда же мы всем коллективом обговорили, что никакого развития в России не будет. В январе мы открыли свой обжарочный цех — до этого всегда арендовали, — планировали выходить с продажей кофе на оптовые рынки. Но приняли решение, что останется только кофейня и онлайн-магазин. У нас есть сотрудники, которые хотят оставаться в России или не могут уехать по разным причинам. Они и будут работать. Но того развития, которое мы планировали, больше не будет. 

Я последние девять месяцев ищу деньги на открытие новых кофеен за пределами России и вместе с командой занимаюсь переделываниями процессов в России. После начала полномасштабной войны у нас упала посещаемость кофейни, а после мобилизации упала ещё больше. В общей сложности продажи за последние три месяца снизились на 20-30%. А за всё время мы потеряли 40-45 процентов. Это очень много. Ноябрь был ниже по продажам, чем сентябрь, на 25%. И сейчас мы придумываем, как перестроить работу так, чтобы подстроиться под новые условия.

Последние четыре года я обучал команду выбирать кофе без меня, поэтому я вполне могу решать всё удалённо. Из 22 человек пять уехали сразу, один человек уехал сейчас. 

В основном люди, которые занимаются кофейным бизнесом в России, не уезжают. Я вижу, что многие продолжают открывать там кофейни. Это всё ещё можно делать и зарабатывать деньги. Для них просто поменялась картинка вокруг: была красивая, стала не очень красивая. Люди продолжают пить кофе. 

Наша целевая аудитория — это как раз те, кто уезжал с самого начала. Так же, как и когда был COVID-19: люди перестали ходить в кофейню за 2 недели до официального объявления локдауна. Они просто читают новости со всего мира и понимают: «Жопа». У нас есть чатик с людьми, которые регулярно ходят в Кооператив. И там сейчас все разъехались: в Стамбул, Нью Йорк, Белград, Тбилиси. 

Для меня наша работа, «Кооператив Чёрный», и решения какой-то группы идиотов — не пересекающиеся вещи.  То, что часть чиновников российского государства свято верит в изоляционизм и «Русскую весну», не может повлиять на то, как я чувствую достижения Кооператива и свои. Это не обесценилось, просто перестало иметь будущее для меня.

 

Кооператив никогда публично не высказывается о войне. Мы не используем в соцсетях Кооператива слово «война» и то, что может навлечь на нас статью. 

Собирать помощь, одежду и другие вещи для «Гражданского содействия» пока не запрещено. Это делается регулярно, и собираем мы много. Если будет незаконно собирать гуманитарную помощь, думаю, не будет смысла оставаться в России. Если будут просить клеить букву Z над входом, не думаю, что мы будем обсуждать крепость кофе. Я думаю, что мы будем обсуждать, как вывозить кофемашину. Ситуацию, когда мы будем продолжать бизнес при невозможности оставаться собой, я не представляю. Но всё, что можно пока делать в России, мы продолжаем делать. 

 

 

О фандрайзинге в мирное и в военное время

В Кооперативе мы делали очень много фандрайзинговых кампаний. Первый сбор я делал ещё в 2015 году. Тогда мы объединили 20 кофеен по всей стране, чтобы собрать деньги на операцию одному парню, который работал в сетевой московской кофейне и попал в аварию. Все кофейни отправили на помощь ему выручку одного дня. Собрали почти 600 тысяч рублей, что на то время было очень хорошей суммой. 

Мы много раз делали фандрайзинговые кампании для себя. В 2016 году мы издали «Всемирный атлас кофе» Джеймса Хоффманна, собрав уже на предпродаже около миллиона рублей. На открытие кофейни в Лялином переулке мы тоже искали деньги через крауд-инвестинговую и фандрайзинговую кампании. За полтора месяца мы тогда собрали почти 150 тысяч долларов. 

Последний небольшой фандрайзинг для российской организации я планировал весь январь и февраль, но запустился он после начала войны. Это был сбор на кофейное оборудование для ресторана «Ночлежки». Мы придумали кампанию и собрали нужные деньги, несмотря на то, что уже началась война.

Этот опыт пригодился, чтобы фандрайзить сейчас. В марте я собрал около 350 тысяч рублей и отправил их в две организации: Helping to leave, которая помогает украин_кам уехать из Украины и России в безопасные места, и в киевский ресторан Pure & Naive, который превратился в волонтёрскую кухню для тех, кто нуждается в еде. Каждый месяц делать большой сбор невозможно, но можно делать его раз в несколько месяцев и распределять эффективно.

 

Мне в инстаграм как-то написал парень из Мариуполя: его жена была вывезена в Россию, а ему удалось уехать вместе с мамой на запад Украины. Им нужно было как-то выживать на новом месте, всё ещё в Украине, поэтому я также кинул клич в Инстаграме с просьбой им помочь финансово, и нам удалось собрать 2,5 тысячи долларов.

Ещё одной организации я помогаю непублично и поэтому не могу сказать их название. Они помогают оставшимся в России активист_кам финансово и психологически. Кому-то помогают выезжать из страны в случае опасности. Им нельзя прямо говорить о своей работе в России, они хотят оставаться в стране и менять что-то там. Я просто писал посты и объяснял, что они делают. Зная меня, люди донатили. Сейчас я хочу выстроить для них фандрайзинговую стратегию, чтобы эти сборы стали более системными и постоянными. 

Я собирал средства через соцсети и через работу с медиа. Соцсети оказались самым эффективным инструментом, потому что можно подключить других людей. Я начинаю какой-то фандрайзинг, и мне пишут мои знакомые, предлагают свои идеи по сбору, собирают что-то сами и пересылают мне. Так за девять месяцев я с помощью других людей собрал два миллиона рублей для разных инициатив.

 

 

О помощи мобилизованным

21 сентября у меня был очень долгий перелёт. Я вышел из самолёта, прочитал новости, открыл фейсбук и увидел, что один мой друг пытается уехать. Он был первым, кому я помог найти билет. И я подумал, что сейчас таких очень много. Я знал, что есть организация, которая непублично помогает активист_кам уехать из России. Я написал им: «Наверняка нужны деньги, давайте я включусь». И на две недели очень плотно включился, помогал собирать деньги, отвечал на запросы. 

Постепенно появилось шесть разных небольших инициатив, которые помогали вывозить людей. Мы создали чатик, в котором помогали друг другу: деньгами, милями, любыми ресурсами. Если у кого-то освобождалось место в автобусе, туда отправляли человека, который изначально обратился в другую организацию. Только за неделю та организация, для которой я собирал деньги, вывезла 40 человек. А в общей сложности всем чатом мы вывезли 500. 

Параллельно помогал выезжать тем, кто не подпадает под критерии тех, кому помогает эта организация — не активист_кам и журналист_кам, а обычным людям. В какой-то момент я написал в фейсбуке: «Ребята, кому нужна помощь, давайте что-то придумаем и соберём денег». Кому-то просто нужен был совет, как и куда лучше лететь, кому-то — помощь с билетами. 

 

О том, как уехавшие выглядят со стороны

Украин_ки сейчас имеют право на любые эмоции и чувства. Давайте отстранимся от того, что часть людей, которые уезжали после 21 сентября — это наши друзья, знакомые, родственни_цы. И, если мы посмотрим на это со стороны, то что мы видим? Какое-то государство устроило войну другому государству. На протяжении шести месяцев весь мир читает про военные преступления этой страны. И тут внутри этой страны-агрессора объявляют мобилизацию, чтобы ещё больше людей ехали убивать и умирать. И что происходит? Мужики бегут, женщины помогают мужикам бежать. Это, без сомнений, предмет для иронии. 

У меня никогда не было желания сказать украин_кам, которые пишут под моими сборами негативные комментарии: «Вы не правы», «Надо всех спасти». Любые комментарии уместны. Но надо помочь тем людям, которые просят о помощи.

 

Огромное количество людей, которые уехали из России после объявления мобилизации, никогда не занимались активизмом, и несут ответственность за то, что сейчас происходит. Некоторым людям было пофиг на всё, кроме своей жопы, это правда.

Я несколько раз отказывал людям в дальнейшей коммуникации, потому что происходил примерно такой диалог: 

— Я хочу уехать. 

— Окей, есть билет на субботу, летите? 

— Ой, нет, это слишком рано. 

— А когда не рано? 

— Через две недели.

— Ну тогда посмотрите билеты за мили. 

— А за мили есть билеты только в Астану. 

— А куда вы хотите?

— В Анталию. 

— Окей, кажется, вы справитесь сами. 

Это правда смешно.

Я знаю людей, которые помогают мобилизованным, не уехавшим вовремя и сейчас в последний момент пытающимся что-то сделать. Любой человек, сейчас спасённый из жерла войны — большая победа. Но лично у меня нет желания спасать человека, который проснулся, только оказавшись в военной части. Чтобы его вытащить оттуда, нужна огромная работа многих людей. Но я рад, что есть те, кто и это делает, совершая практически невозможное.

 

О трусости россиян_ок

Обвинения в трусости я не считаю оскорблением. Конечно, мы все трусы. Мы не остались в России, мы не устроили революцию, не устроили массовые протесты.

 

24 февраля я вышел на митинг со своим другом. Когда он увидел, сколько людей на улице, он заплакал.

Я сталкивался с трусостью со стороны граждан_ок России за эти 9 месяцев бесконечное количество раз. Меня часто просили переводить деньги кому-то в Украине. Люди боятся переводить даже в крипте и переводят мне на российскую карту в рублях, а я сам уже перевожу в крипту и пересылаю адресату. 

Ещё был случай. Мне пишет парень, говорит: «У меня есть товарищ в Украине, я хочу ему перевести денег». Я говорю: «Да, супер, конечно, присылай». Он мне присылает номер карты, и оказывается, что это российский «Тинькофф». Видимо, товарищ жил на две страны, и у него была российская карта. А этот парень знал, что человек находится в Украине, и боялся, что это каким-то образом отследят. То есть, человек боялся перевести деньги с российской карты «Тинькофф» на российскую карту «Тинькофф». И таких историй было очень много за эти девять месяцев.


О невозможности разорвать связь с Россией

Во-первых, я из России, у меня семья в России, у меня есть бизнес в России, я зарабатываю деньги в России. Будет лицемерно делать вид, что это не так. 

Во-вторых, есть много организаций, которые я поддерживал, и нет ни одной причины перестать это делать. Они стали нуждаться в помощи ещё больше, чем раньше. Я помогаю «Ночлежке», «Гражданскому содействию», другим инициативам. 

При этом все мои близкие друзья уехали из России, я практически ни с кем там не общаюсь. Но есть люди, которые продолжают жить в России и продолжают делать то, что они всегда делали как активист_ки. И это очень тяжело. Не все это понимают.

Разговор на тему «оставаться-не оставаться» — это разговор, в котором мне совершенно не интересно участвовать. Разговор «поддерживать ли активист_ок, остающихся в России?» — однозначно поддерживать. 

 

Текст: Маша Кольцова

You may also like